№1_2015_

ЖИЗНЬ

«Художник должен любить жизнь и доказывать нам, что она прекрасна».  

Анатоль Франс.

Во все времена, у разных народов именно женщина, дающая жизнь, была запечатлена лучшими мастерами кисти. Создана целая галерея женских образов, причисленных к шедеврам мировой живописи. Но когда я думаю об этом, перед глазами встает картина Святослава Николаевича Рериха «Жизнь вечная». На ней изображена молодая мама с лицом, обращенным к небу, с мечтательным взглядом, устремленным вдаль. Чуть поодаль ее играющий ребенок. Вся картина словно соткана из светлых гармоничных красок, составляющих пейзаж, на фоне которого изображена индийская мадонна. Вот и в мастерской художника-космиста Александра Маранова я встала у картины «Жизнь», чтобы сделать снимок на память. На ней был запечатлен прекрасный женский облик с будущим ребенком в чреве, в ореоле сверкающих брызг и лучей.

Данному эпизоду предшествовало интервью в мастерской художника, встретиться с которым я мечтала давно. Художники-космисты – это особенная когорта мастеров, творчество которых уникально и которые, по утверждению академика Людмилы Васильевны Шапошниковой, существуют и творят исключительно в пространстве России. Увидев его картины однажды, я была поражена тем, как тонко и правдоподобно Александр Маранов отобразил пока еще скрытую от глаз многих, но, тем не менее, существующую реальность иных измерений и планов, выражавшуюся в его картинах в виде лучей и свечения. Все это было очень схоже с моими субъективными восприятиями, что, собственно, и послужило причиной визита. Мудрые говорят – не бывает случайных встреч. Оно и верно – настрадавшись от непонимания, откровенных насмешек и неверия, которыми сопровождалось мое желание поделиться своими восприятиями в стихах, в прозе и частных беседах, мне хотелось увидеть человека, чье творчество прекрасно и возвышенно и очень похоже на то, что я пыталась выразить в слове. Аналогов подобного (лучевого) видения мира, отображенного другими художниками, я не встречала.

Александр Маранов.

Когда на меня полились незнамо откуда взявшиеся серебряные дожди и стали видны цветные вспышки и образования, я, не имея никакой информации на этот счет, стала искать. Я пыталась понять – почему? Не было ничего… и вдруг постоянно возрастающая чувствительность к окружающему миру. А Свыше меня как будто учили на различных ситуациях, как проявляются благие и темные вибрации. И лишь спустя несколько лет с момента первых излучений ко мне пришли книги Учения Живой Этики, которые объясняли все. Сказать, что я радовалась, когда читала «Огненный мир», это значит, ничего не сказать, – чувство восторга переполняло меня. С этого момента я периодически возвращаюсь к книге, которую считаю лучшей из всех прочитанных. А когда увидела картины Александра Маранова, поняла, что очень хочу пообщаться с близким по духу человеком. Для этого мне пришлось сесть в самолет и прилететь из далекой приморской Находки в Москву.  

…Жена художника Наталья встретила меня на остановке и провела в мастерскую. Я переступила ее порог и попала в волшебный светящийся мир, в котором звучала тихая музыка, и со всех сторон лился свет. Он возникал из солнечных окон, шел от картин, сияющих тонкими световыми образованиями и лучами. Аура мастерской была светящейся, и я сразу же почувствовала это. Познакомившись и попив чаю, я положила на стол диктофон и блокнот, и мы приступили к беседе. От напряженности, которая бывает в разговоре незнакомых людей, не было и следа. Общаться с художником, несмотря на его высокий статус и международную известность, было легко. Просто и естественно рассказывал он о своих работах, о периоде, который предшествует творческому процессу. Вначале он видит проносящиеся мимо с огромной скоростью светящиеся точки; потом постепенно свечение спадает, и проступает во всех подробностях будущая картина. Иногда во время настройки на вибрации тонкого мира душа мастера летает в похожем на лабиринт белом коридоре, стены которого, как в выставочном зале, украшены картинами. Свое произведение мастер находит не сразу. Но одно – увидеть его ТАМ, а другое – перенести на полотно. Краски, которые открываются художнику, неимоверно насыщенны, они светятся, и чтобы отобразить их на полотне, приходится применять оригинальную технику. При всем великолепии его картин художник утверждает, что еще ни разу (!) ему не удалось передать в точности Увиденное. Свой давний цикл «Сияние» Александр Маранов считает новаторским. Здесь он впервые попробовал творить не красками, а искрящимися миллионами солнечных всплесков, похожих на россыпь драгоценных камней, потоками, волокнами и точками света. Это подчиненное определенному, строгому ритму Сияние стало характерной, присущей только ему, особенностью живописного письма, опознавательным знаком индивидуальности мастера. В книге «Огненный мир», №462, сказано: «Правы, кто пытается изобразить действительность посредством светящихся точек. Они пробуждают сознание о наполненности пространства».

Беседа продолжалась, и все это время между нами вспыхивала прозрачная серебристо синяя волна. Иногда она возникала чуть поодаль и оставалась в статичном состоянии, как плотная синяя завеса, сквозь которую ничего не было видно, настолько насыщенным был цвет. Все эти потоки проливались тончайшим огнем в меня, и я чувствовала тепло и тонкий жар, разливающийся в грудной клетке.

Последний вопрос был о музыке, поскольку в мастерской стояла гитара, а в альбоме художника «Сияние», подаренном мне, есть картины под названием «Застывшая мелодия», «Соната», «Никколо Паганини». На что Александр ответил, что музицирует на гитаре под настроение, и очень любит классическую музыку, вдохновившую его на создание живописных шедевров. В заключении он немного рассказал о своем образе жизни – художник не пьет и не курит. Каждое утро совершает многокилометровые пробежки. Много читает, слушает музыку, собирает материал для картин, дает мастер-классы. Выставочную деятельность ему помогает организовывать его жена Наталья. Во все время беседы она с интересом рассматривала альбом «Колыбель Солнца», который я подарила им. А потом мы встали, и Александр показал мне мастерскую. В ней было много картин, как тех, что висели на стенах и были знакомы мне по репродукциям, так и тех, что были просто приставлены к стене. Мы остановились у довольно объемного полотна, на котором было изображено сумрачное, темно фиолетовое море и льющиеся к нему серебристо-радужные лучи. На ее фоне я сфотографировала художника, а чтобы сфотографироваться с ним вместе, выбрала картину «Жизнь». На ней была изображена современная мадонна, ожидающая ребенка, обрамленная сияньем лучей. Время, оговоренное для интервью, закончилось. Мы с Натальей вышли из мастерской, подходя к лифту, я обернулась. В проеме двери стоял художник. «Еще увидимся!» — крикнул он вслед.

Вернувшись в Находку, я написала статью об Александре Маранове. Я работала, а все пространство над столом сияло и сверкало. Постоянно вспыхивали серебристо-синие круги и образования, иногда они, просияв, вливались в ручку, которой я писала. Прошло время, но, к сожалению, мою мечту об организации выставки в Приморье пришлось отложить на неопределенное время. Скоропостижно скончалась моя старшая сестра, и жизнь властно внесла свои коррективы. Мне пришлось ездить в Амурскую область к маме, здоровье которой резко ухудшилось. А спустя год и жить там, в течение месяца, чтобы помочь доделать то, что начала, но не успела сделать моя сестра. Мне приходилось мотаться из деревни Голубой в райцентр – город Свободный – оформлять разные документы. Возила меня дочь сестры, моя племянница Василинка. Юная автомобилистка, которую едва было видно из-за руля, неплохо водила иномарку и обладала решительным характером. В пути мы о чем-нибудь беседовали. Она встречалась с молодым человеком, по глазам которого я поняла однажды, что он глубоко к ней неравнодушен. Так мы проездили весь сентябрь, в конце которого Василинка отвезла меня на станцию и помогла затащить сумки в поезд. В Хабаровске меня ждал «сюрприз», поезд шел в Находку лишь на следующий день, и я поехала к друзьям, чтобы переночевать у них. Ночь, связанная с треволненьями дороги, была беспокойной, а под утро, едва открыв глаза, я наблюдала в комнате прекрасное видение. Комната вспыхнула и озарилась легким серебром лучей и прямо передо мной, как на огромном экране, я увидела висящего в воздухе ребенка. Он сидел спиной ко мне, и я могла ясно рассмотреть его загорелую спинку и слегка вьющиеся русые волосы, с выгоревшими на солнце белесыми завитками. Своим внутренним чутьем я знала, что это мальчик и ему шесть лет. Во все стороны от него, как от солнышка, расходились серебристо-матовые лучи, легкие, невесомые, я чувствовала их тонкое, благоприятное касание, сопровождавшееся совершенно реальным теплом. Миг – и видение исчезло. Признаться, я ничего не поняла. Ну, ребенок. Если сидел спиной ко мне, значит, назначен не мне, но поскольку это было открыто, все-таки имеет ко мне отношение, – так рассудила я. И лишь лента последующих событий все расставила на свои места.

«Василинка беременна» — эта фраза въехала мне в мозг в момент, когда я очнулась от сна, в котором не было никаких сновидений. В Находке было довольно холодно. За окнами, слегка украшенными морозными узорами, заканчивалась зима. Не придав этой фразе никакого особенного значения, я скоро забыла о ней, погрузившись в свои дела. Но спустя некоторое время, разговаривая по телефону с подругой ушедшей сестры, среди вороха разных новостей и после недолгой паузы услышала: «Василинка беременна». Словно какой-то невидимый режиссер озвучил фразу из моего сна, ставшего реальностью. Из деликатности я ни о чем не спрашивала племянницу, но вскоре она позвонила и сообщила, что молодые, отказавшись от пышных церемоний, зарегистрировали брак и она действительно ждет ребенка. Поздней осенью он появился на свет, родившись под знаком Стрельца, принадлежавшего мятежной огненной стихии...

Жизнь вечная… Прекрасная, продолжающаяся в новых душах, стремящихся к воплощению. Она зарождается на тонких планах бытия и приходит в плотный земной мир, когда наступает срок. Художник Александр Маранов, обладающий тонким видением, запечатлел на картине «Жизнь» момент вхождения в плотное тело. А мне чуть приоткрылась завеса, и был показан ребенок в ореоле лучей, почти за год до его рождения на земле. Оттуда, из лучистого мира, мы и приходим на землю, чтобы получив драгоценную жемчужину опыта, снова вернуться в обитель духа.

***

Мы по лучу приходим в этот мир

Из океана света и огня.

И эта жизнь, как званный пышный пир,

Распахнута, дорогами звеня.

Чтоб надышаться ароматом трав,

Шипеньем моря, шелестом дождей.

Приходим, чтоб вобрав – отдать,

Востраиваясь в общество людей.

У каждого из нас особый путь.

И мы с коры уходим лишь тогда,

Когда восходит новая звезда,

Когда пора ее лучам блеснуть,

Предназначая новый день и путь. 

Анна ТАРАБРИНА.

Фото автора.