Неизгладимый след на дорогах Земных

 

МЫ продолжаем публиковать перевод глав книги «Сестра, Преданная Рамакришне-Вивекананде» («Sister Nivedita of Ramakrishna-Vivekananda») Правраджика Атмапраны (см. начало в «С» №1'2011)

 

Сестра НИВЕДИТА —

преданная Рамакришне и Вивекананде

 

Багхбазар

Из Лахора в Калькутту Свами Вивекананда возвратился 18 октября. А миссис Булль, мисс Маклеод и Ниведита поехали вместе со Свами Шараданандой в Лахор, Дели, Агру и другие места.

Страстно желая вернуться в Калькутту, Ниведита оставила группу и через Варанаси 1 ноября добралась до Калькутты. Свами остановился в Баларам Боуз-хауз в Багхбазаре на ул. Рамканто Боуз, 57. Ниведита направилась прямо к нему.

В это время Святая Мать расположилась в Калькутте в доме, смежном с Баларам Боуз-хауз. Ниведита постоянно думала о предстоящей работе и хотела определиться с помещением, в котором будет трудиться и передавать все знания, которыми обладает. Её дело должно быть посвящено женщинам, поэтому она настаивала на том, чтобы её пригласили в дом Святой Матери. Свами договорился, и ей выделили комнату с северной стороны в доме 10/2 в переулке Бозепара, совсем близко от Баларам Боуз-хауз. В цокольном этаже рядом со входом находились две комнаты, в одной из них остановился Свами Йогананда, а другую отдали Ниведите.

Постепенно Ниведита преодолела трудности – она планировала находиться рядом с Матерью, опираясь на её поддержку. Община Матери состояла из нескольких дам – некоторые из них были последовательницами Рамакришны, а другие – её близкими родственницами. Ниведита подсознательно чувствовала, что появление её, ирландки, вызвало недовольство со стороны женщин, придерживавшихся старых взглядов. Но она считала бессмысленными кастовые предубеждения против иностранного образа жизни и мечтала, что когда-нибудь их невежество исчезнет. Годы спустя, возвращаясь к этому вопросу, она писала:

«Это тот случай, когда люди смотрят назад, чувствуя, что их мужество удачно опирается на их невежество. Трудно представить, сколько ещё разъяснительной работы необходимо провести. Ещё в тот период я поняла степень социальных неурядиц, к которым может привести моя поспешность, – не только для моей невинной хозяйки, но также для её родственников в дальней деревне, и я не могу действовать, как решила».

Однако со стороны Матери не возникло ни малейшего напряжения или недоразумения. В её сердце, как и в её доме, нашлось место для Ниведиты. Таким образом, ирландка некоторое время находилась рядом с ней.

За короткий период для иностранки был выбран дом самый близкий, как раз на другой стороне улицы. Переулок Бозепара, 16 – этот дом сохранился по сей день. Но даже тогда она с пользой проводила время в доме Матери. На лето, по настоятельной просьбе Матери, она остановилась у неё. Она не уединялась в своей комнате, а находилась с другими женщинами в простой и прохладной общей спальне, где полированый красный пол был сплошь покрыт циновками и подушками.

Старейшими обитательницами дома Матери были Джогин-Ма, Голап-Ма, Лакшмидиди и Гопале-Ма. Две старших были ученицами Шри Рамакришны, а Лакшмидиди – его племянница. Она была старой девой, обладала актёрским мастерством и благодаря этому восхищала своих старших подруг, развлекая их пением и исполнением сцен из Пуран. Ниведита в доме Святой Матери всегда погружалась в умиротворение и даже принимала участие в невинных забавах его обитательниц. Однажды Лакшмидиди изображала богиню Джагаддхатри, а Ниведита сделалась львом, на котором та разъезжала. Под общий восторг Матери и других дам Ниведита долго ходила по комнате, рыча подобно льву. Лакшмидиди была наделена глубокими духовными познаниями и, повзрослев, стала для многих ищущих религиозным учителем и наставником.

Гопале-Ма исполнилось 80 лет, и она как старейший член семейства пользовалась большим уважением. Вначале она, потрясённая появлением в доме иностранки, вскоре поборола в себе неприязнь и позже без колебаний демонстрировала свою привязанность к ‘дочери Норны’, как она называла Ниведиту.

Впервые Ниведите представился удобный случай наблюдать простые и в то же время сложные взаимоотношения в индийской семье. Жизнь Индии построена на тысяче и одной мелких особенностях. Свами учил своих последователей не считать какие-то детали обычными, но отличать главные от второстепенных. С таким настроем, быстро оценивая умом ситуации, Ниведита через несколько дней начала понимать и принимать жизненные пути этих простых преданных женщин, в семейный круг которых она вошла.

Во главе этого маленького государства стояла, конечно, Святая Мать, присутствие которой для всех было священным. В благоговейном тоне Ниведита писала:

«Мне всегда казалось, что она есть заключительное слово Рамакришны, как идеал женственности в Индии. Однако она – последний представитель старого порядка или начало нового? В ней воочию осознаёшь мудрость и добросердечие, которые может раскрыть в себе самая простая женщина. И ещё меня восхищают её обходительность и открытый ум, такие же замечательные, как и её святость. Я никогда не видела её нерешительной; в высказываниях, какая бы ответственная, непонятная или сложная задача ни ставилась перед ней, – всегда было открытое и благородное утверждение. Её жизнь есть бесконечное молитвенное предстояние».

За короткое время Ниведита связала себя, благодаря чуткости и наблюдательности, индийским этикетом. Со всем семейством дома она любила мир, царивший там. Каждый день задолго перед рассветом они все бесшумно просыпались, садились лицом к стене, в отрешении перебирая чётки и размышляя. После восхода солнца убирали комнаты и шли умываться. Когда Мать садилась в молитве, молодые общинницы помогали делать незначительную работу, например, зажигали светильники и расставляли цветы и приношения. Даже Гопале-Ма имела свою долю такого труда. После полуденного приёма пищи и спокойного дня вечер проходил снова в молитве и медитации, и дом погружался в великое безмолвие. Распростёршись перед образом Шри Рамакришны и другими ликами и касаясь ступней Матери и Гопале-Ма, все размещались на террасе. Всякий раз, когда Ниведите удавалось занять место рядом с Матерью, она ощущала благодать.

Когда Ниведита вышла из уединённого семейства Матери, очарование не покинуло её. Багхбазар, расположенный в северной части Калькутты, имел для почитателей Шри Рамакришны особую прелесть. С одной стороны стоит Баларам Боуз-хауз, ‘Цитадель Калькутты’ Шри Рамакришны, которую отремонтировали его ученики для того, чтобы обретать в ней покой. На северо-востоке от неё – громадный фамильный дворец Гириш Чандра Гхоша. Чуть севернее – Дом Святой Матери. И все эти здания охватили улицу Рамканто Боуз и переулок Бозепара, и по пыли этих самых улиц ступал Шри Рамакришна.

Весь район был пронизан чистой, благоразумной, религиозной атмосферой. «Как прекрасен старый мир, в который я погрузилась в те месяцы! Передвижение медленное, в ином ритме, отличном от того, в котором жила раньше. Это был мир, где глубокая мысль или сильное душевное волнение охватывали, как верный знак с толком проведённого дня, но при этом ничего не делаешь. Мир, в котором мужчины в набедренных повязках, сидящие на пороге в пыли улиц, рассказывали что-то из Шекспира и Шелли, о чём кто-то из нас мог лишь отдалённо слышать. Он был наполнен важностью, простотой – был цельной, устойчивой реальностью с выдающимся характером и волей». Жить и перемещаться по этим улицам «равносильно блуждающим в полумраке богам, когда внешние очертания мужчин и женщин кажутся большими, чем обычно».

Такая высокая оценка говорит о собственном величии характера и воли Ниведиты. Рассматривая различия между восточным и западным образом мысли, идеалами и направлениями жизни, можно признать, что Ниведита отождествила себя с этим крайне чуждым и незнакомым ей миром.

«Я смотрела на моего Священного и Словоценного и изысканную красоту ‘Беаты Беатрисы’ и долго могла свободно переходить от духовной атмосферы одного к другой, переход, без которого чистая случайность физического присутствия – ценность небольшая. Однако когда я произнесла вслух желание – это уже есть своего рода ответ, и я воспринимаю бытие шире, чем понимала прежде, – как бесконечную жизнь человечества, когда время и пространство сливаются вместе и где восточные и западные арии объединяются в их благороднейших проявлениях».

‘Спустя неделю или десять дней’ пребывания у Матери Ниведита переехала в собственный дом. Он располагался в тихом чистом переулке, ‘очаровательно неправильном’.

«Моё жилище, на мой взгляд, очаровательно. С двумя внутренними двориками, ограничено вторым этажом с затейливо-плоскими крышами, стоит на пяти разных уровнях, это расхожий образчик настоящей старой индийской манеры строительства. В целом там нет ни дюйма стекла, опускающиеся оконные створки из железа, а сверху деревянные засовы, и пока солнечный свет поступает в мою маленькую студию, он смягчается циновками, изготовленными из тёмно-зелёного лыка; моя спальня всегда открыта звёздам».

В этом доме началась скромная жизнь Ниведиты. Она столкнулась практически со многими трудностями, когда устраивалась там жить. Позже она с удовольствием вспоминала:

«Тут, однако, возникали трудности в практической жизни. Они забирали какое-то время; во-первых – найти дом, который мог бы принять англичанку, и когда он был найден, прошло ещё несколько недель, прежде чем индийская служащая женщина смогла встретить того, кто смог бы стать моим слугой. Наконец она нашла, однако особу старую, женщину в возрасте, которая называла меня ‘Матерью’ и к которой я, вдвое моложе её, обращалась как ‘дочь’ или ‘Джи’. Эта пожилая служанка была способна абсолютно заливать водой комнаты, подвергавшиеся уборке, также кипятила воду в установленное время для стола и ванны. По какой-то причине или по чему другому она установила у меня такие порядки, что я никогда не входила на кухню и не касалась дела снабжения топливом или водой. Ещё и горячую воду не сразу можно было получить. А причина? Мы не имели кухонной печи. Я запросила цену по этому необходимому пункту, было назначено шесть фартингов. С деньгами в руках, вполне уверенная, моя доверчивая служанка отправилась из дома и принесла черепицу, ком глины и несколько тонких железных прутьев, затем из всего этого соорудила с величайшим мастерством столь нам необходимую печь.

Потребовалось несколько дней на её сооружение и отвердевание, но наконец действо было закончено. Послеполуденный чай, приготовленный под моей собственной крышей, победоносно стоял передо мной, а моя древняя ‘дочь’ сидела на корточках на веранде, лицом ко мне, с горячим чайником на каменном полу, наблюдая, как из носика струится кипяток. Я налила чашку чая и предложила добавить более горячую воду в горшок Джи. К моему изумлению, она издала звук, что-то вроде хрюканья, и исчезла во внутреннем дворике. Когда она возвратилась мгновением позже, с неё, от головы до ног, стекала холодная вода. Прежде чем притронуться к тому, что я пила, она обдумывала неизбежность полного погружения».

Так, с ноября 1898 года по июнь 1899 года Ниведита провела в своём новом доме и в ближайших от него окрестностях счастливые дни в тишине и покое.

 

Небольшое начинание

Свами не торопил Ниведиту в её планировании работы и дал ей достаточно свободного времени, так что она смогла психологически подготовиться к выполнению предстоящей задачи. Теперь у неё, освоившейся в своём доме, появилась возможность серьёзно подумать об открытии школы как начального этапа.

Ей было ясно, что вначале школа явится лишь как проба сил и накопление опыта. Она не хотела следовать в своей деятельности каким-то стереотипам. Изучив мир, в котором предстояло трудиться, Ниведита хотела развернуть образовательный процесс, чтобы быть ‘качественно достоверной и универсально соответствовать делу современного просвещения индийских женщин’. Она знала от Свами, что обучать людей, не стремящихся учиться, — значит обрекать себя на плохие результаты вместо удачных, и что новые идеалы утвердятся через старые, непривычное разовьётся через привычное. Так, Ниведита вкладывала силы в то, чтобы стать ближе людям, среди которых жила, вникнув в их чаяния и стремления.

Она часто советовалась со Свами Брахманандой. А 12 ноября Святая Мать в сопровождении своих последовательниц посетила место постоянного обитания Ордена Рамакришны в Белуре. В тот же вечер на собрании, состоявшемся в доме на Баларам Боуз, решено было рассмотреть вопрос открытия школы. Присутствовали Свами Вивекананда, Свами Брахмананда, Свами Шарадананда и другие. Ряд таких совещаний в конечном итоге привёл к решению. Свидетель описал интересный эпизод, случившийся на одном из таких собраний. Была организована встреча светских последователей в зале дома на Баларам Боуз. Ниведита на английском языке изложила своё предложение учредить школу, подчеркнув, что школа будет давать девочкам национальное образование. Здесь находились Махендранатх Гупта, Суреш Датта, Хармохан Бабу и другие. Никто не уведомил этих господ о присутствии за их спинами Свами. Когда Ниведита закончила говорить, он пошептался с джентльменами, поднялся и сказал, что они готовы направить своих дочерей в её школу. Но никто не подтвердил его слова, тогда Свами снова поднялся и произнёс, указывая на Хармохана Бабу: «Хорошо, мисс Нобль, этот господин приведёт к вам свою дочь». Ниведита, взглянув на Свами, очень обрадовалась его словам и стала бить в ладоши, как ребёнок.

Следующий день, 13 ноября, был благоприятным – воскресенье, религиозный праздник богини Кали; пришла Мать и возглавила церемонию торжественного открытия школы в переулке Бозепара, 16. Присутствовали Свами Вивекананда, Свами Брахмананда и Свами Шарадананда и несколько последовательниц Матери. Под конец Мать тихо прошептала благословение и громко повторила его для Голап-Ма. Она молилась, чтобы благословенная мощь Божественной Матери охраняла школу и чтобы воспитанницы вышли отсюда идеальными девочками. «Я не могла представить большего счастья, чем её благословение, посланное для развития образования женщин Индии в будущем», — записала позже Ниведита.

В понедельник 14 ноября школу посетили несколько девочек, живших по соседству, — так школа начала свою работу. В первый день её посетили Свами Вивекананда и другие Свами – Брахмананда, Вираджананда и Сурешварананда.

В середине ноября в Калькутту приехали г-жа Булль и мисс Маклеод и остановились в доме Ниведиты. Во время этого посещения г-жа Булль договорилась о фотографировании Святой Матери. Застенчивая и скромная, Мать отказывалась, объясняя, что никогда этого не делала. Но г-жа Булль неоднократно упрашивала её, говоря: «Я хочу взять фотографию в Америку для поклонения». После такого весомого аргумента Мать согласилась. Но когда пришёл фотограф, она закрыла глаза и ушла в транс. Так было сделано первое фото Матери. Через какое-то время она возвратилась в своё естественное состояние, и её сфотографировали во второй раз, это фото сейчас можно увидеть повсюду, где поклоняются Матери. А третье фото запечатлело Ниведиту, сидящую лицом к ней.

Святая Мать и Сестра Ниведита

Ниведита полностью погрузилась в работу школы. Помимо небольших объёмов чтения и письма она ввела живопись, лепку из глины и шитьё. И приходила в восторг от ручных поделок девочек. Так, 31 мая она писала г-же Булль:

«Я встретила здесь детей настолько талантливых, каких не видела где-либо ещё. Их живописные работы великолепно продуманы, а цветовая наполненность превосходна. А как они любят шить и лепить фигурки, вы даже не можете себе представить».

Вскоре она завоевала сердца детей и доверие их матерей. Соседки, заносчивые, неразговорчивые женщины старых взглядов, встретили в Ниведите хорошего друга. Она всегда, в любое время дня и ночи, была искренне приветлива, и они радовались, когда выпадал случай ей помочь. Их небольшие добрые вспоможения – угощение молоком или фруктами – никогда не ускользали из поля зрения Ниведиты. Она с огромной благодарностью относилась к ним. Ниведиту очаровывали чистые, неиспорченные, застенчивые и немногословные женщины, и она всегда их хвалила, устно и письменно.

Различия в вере и социальном положении не мешали благотворительности и бескорыстной любви Ниведиты. Однажды вечером, когда она готовилась ужинать, раздался жалобный крик из внутреннего дворика, где стояли бедные грязные лачуги, как раз напротив её дома. Она немедленно побежала на крик и увидела умирающую девочку. И находилась рядом с ребёнком до тех пор, пока та не испустила последний вздох. Часы шли, а она сидела с плачущими женщинами, утешая их.

Из большого сердца Ниведиты исходило сочувствие, она стремилась не только утешить мать девочки, но по возможности смягчить её горе, разговаривая с ней на местном, хотя и ломаном, языке. Два дня спустя она описала мисс Маклеод своё состояние:

«Я была способна немного говорить с ними на моём ломаном языке, ты знаешь, — и это внесло успокоение. Думаю, что успокоение это возникло во мне и передалось им именно в тот момент, когда не возникает никаких барьеров и различий в идеалах или вере или ещё в чём-нибудь другом. Они хотели как раз такой уверенности, что мы все желаем одного и того же – чтобы девочка существовала в мире, окружённая любовью Матери, в великом счастье и великом покое, и тогда я стала тихо напевать имена Кали и Шри Рамакришны; продолжалось это около часа или более. Я уточняю, что его имя более сокровенно, чем Кали. Конечно, мы находились под впечатлением криков, но думаю, что это возымело своё воздействие. Я также на следующее утро кратко поделилась своими ощущениями со Свами – и моим удовлетворением, что ‘смогла говорить на их языке’, и подтверждением существовавшей во мне мысли, что я имею способность проповедовать. И он сказал, ‘что Рамакришна Парамханса приходит в мир учить – и Он приходит только к тем, кто всегда готов, — когда мы разговариваем со всяким человеком на его родном языке’».

Мать девочки в оцепенении упала на руки Ниведиты и всё спрашивала с отчаянием: «О! Что я буду делать? Где мой ребёнок сейчас?» Из письма Ниведиты:

«Переполненная непреднамеренной жалостью к осиротевшей женщине и к тем, в ком неповторимый язык Беспредельности получает нравственный отклик, я наклонилась вперёд. ‘Успокойся, мать? — сказала я. — Твоё дитя с Великой Матерью. Она с Кали!’ И тогда, на минуту, в безмолвии памяти мы все объединились, восточные и западные, в безграничных глубинах сострадания Мирового Сердца».

 

Миссия расширяется

9 декабря, когда в Белуре проходила праздничная церемония создания изображения Шри Рамакришны, Монастырь вместе со Свами Вивеканандой и несколькими монахами перебрались в новый дом. Так Свами испытывал великую потребность перемен, и 19 декабря он отправился в Вайдьянатх, вернувшись оттуда в конце января 1899 г. Между тем 2 января окончательно завершился переезд Матери из дома Ниламбара Мукхерджи.

Теперь Монастырь был полностью организован. Свами и все его братья-последователи отдавали большую часть своего времени воспитанию молодых послушников. Систематические занятия были посвящены изучению Священных Писаний и западных философских доктрин. С одинаковым усердием исполнялись и работа и отправление религиозных обрядов. В определённые часы – медитация и молитвы; ежедневные требования и обязательства по Монастырю приучали совершенствоваться в дисциплине. По просьбе монахов Ниведита давала уроки в Брахмачарис, например: по средам – ботаника и рисование, по пятницам – физиология и шитьё. Эти занятия Ниведита еженедельно проводила в Миссии Рамакришны в доме на Баларам Боуз.

Время от времени она вела лекции по предметам, аналогичным ‘образованию’ и ‘воспитанию в конкретике’, в Брахмо Самадж, и каждое субботнее утро начинался обучающий класс для её брахмо-друзей. Уроки посещали многие образованные дамы – так, можно упомянуть Сунити Дэви и Сучару Дэви, дочерей Кушаба Чандры Сена, Индиру Дэви Човдхурани и Шаралу Дэви Гхошал из семьи Тагора и Лабаньяпрабху Базу, сестру доктора Дж. К. Бозе.

Американская миссионерская школа под руководством мисс Стахл на ул. Дхарамталла приглашала её к сотрудничеству, и она какое-то время давала там по четвергам вечерние уроки истории.

13 февраля её пригласили в Альберт-Холл рассказать о ‘Кали’. 26 февраля в Театре Минервы она вдохновенно рассказала о ‘Движении индийской молодёжи’. Свами и несколько других монахов посетили эту лекцию. 19 марта народный праздник Дня рождения Шри Рамакришны захватил всё пространство монастыря в Белуре, и Ниведита выступила по этому поводу. 28 числа того же месяца она прочитала новую лекцию ‘Кали Пуджа’ в священных окрестностях Храма Кали.

В марте разразилась эпидемия чумы и распространилась в округе. Миссией Рамакришны был сформирован комитет по борьбе с бедствием; Ниведита – секретарь, Свами Шадананда – инспектор; другие Свами – Шивананда, Ниньянанда и Атмананда – члены.

Помогали пострадавшим от эпидемии. Следующий этап работы – искоренение антисанитарии. Так Свами Шадананда вместе с мальчиками-уборщиками стали вычищать трущобы Схамбазара, Багхбазара и других прилегающих к ним районов. Свами Шадананда имел дар организатора. Ребята любили его и всегда были готовы трудиться под его руководством.

5 апреля Ниведита обратилась через газеты с воззванием оказать финансовую помощь пострадавшим. Публикации появились 6 апреля в «Политике» и «Англичанине». В то же утро доктор Ниель Кук, инспектор здравоохранения Калькутты, принял её, а Чартеред Банк направил ей доброжелательное письмо и 50 рупий. Отметили её деятельность Правительство и г-н Брайт, председатель Комитета по спасению. Ниведита была счастлива, что теперь англичане выказывали удовольствие знакомства с ней и предлагали свои услуги, чтобы помочь в её гуманном труде.

12 апреля Свамиджи посетил Ниведиту. Она писала мисс Маклеод:

«Он был подобен урагану. ‘Нам необходима работа – активность – мы на этой неделе идём читать лекцию – ты будешь её читать, а я обеспечу стулья – все студенты Калькутты – они придут и очистят город – все – своими собственными руками – я им желаю иметь ‘смертельный жар’ – ты знаешь, что это? Я вчера всё рассказал своим ребятам, и они словно с цепи сорвались».

21 апреля в Классическом театре она говорила студентам об ‘эпидемии и долге студентов’. На этом собрании Свами также обращался к учащейся молодёжи. Энтузиазм труда возымел своё действие, и около 15 студентов предложили себя в качестве добровольцев. Каждое воскресенье в доме на Баларам Боуз проходили совещания. Записывались еженедельные отчёты о проделанной работе и обсуждались дальнейшие планы. Вся деятельность велась в организованном порядке. Доктор Радха Гобинда Кар писал: «Во время этого бедствия полная сострадания фигура Сестры Ниведиты была видна в каждой хибаре района Багхбазара. Она каждому помогала деньгами, давая безвозмездно по своему собственному усмотрению. В тот период она питалась только молоком и фруктами – и даже молоко пожертвовала больным».

При поддержке врачей и некоторых влиятельных чиновников она планировала организовать госпиталь для женщин, но позже оставила эту затею как невыполнимую. И перенесла своё внимание на искоренение условий, способствующих распространению эпидемии, а именно – антисанитарию и невежество.

Свами Шадананда контролировал действия ребят-уборщиков и взял на себя ответственность наблюдать за расчисткой трущоб. Ниведита следила за всей работой и давала советы. Однажды она сама стала чистить дорожки, так как не хватило добровольцев. Юноши, оказавшиеся по соседству, устыдились и побежали ей на помощь, обещая впредь заботиться о чистоте тропинок. В объявлениях-листовках давались инструкции о том, ‘что можно и чего нельзя’ во время эпидемии во всех районах. Пренебрегая опасностью, работая среди зачумлённых, Ниведита ухаживала за больными круглосуточно.

Доктор Радха Гобинда Кар, очевидец работы Сестры Ниведиты, писал:

«В 1899 году чума приняла форму эпидемии. В предыдущем году неожиданно появились признаки болезни, напуганные люди, понимающие весь ужас её последствий, убежали из города. …В тот год губернатор г-н Джон Вудбён заверил, что ни один заболевший не будет насильственно выдворен из своего жилища. …Однажды в полдень я возвращался домой после осмотра больных и увидел европейку, сидящую на пыльном стуле возле двери. Это была Сестра Ниведита. Она терпеливо дожидалась меня. В то утро я увидел зачумлённого больного в трущобах Багхбазара. А Сестра Ниведита пришла узнать о порядке ухода за больным и стать сестрой милосердия для него. Я ей ответил, что состояние больного критическое. Обсудив с ней обязанности санитарки в трущобах бедняков, я попросил соблюдать меры предосторожности. Когда я вновь днём пришёл навестить пациента, то увидел Сестру Ниведиту с ребёнком, сидящим на её коленях, в сырой, повреждённой непогодой лачуге, в нездоровой обстановке. Изо дня в день, ночь за ночью – она целиком погрузилась в обязанности сестры милосердия, ухаживая за ребёнком в той хижине, забросив свой собственный дом. Когда лачугу дезинфицировали, она взяла небольшую лестницу и стала сама белить стены. Её энтузиазм медсестры нисколько не ослабевал, даже когда смерть становилась несомненным фактом. Через два дня ребёнок уснул вечным сном в любящих объятиях милосердной леди».

В статье, озаглавленной «Чума», вошедшей в её книгу «Учения из Восточного Дома», Ниведита даёт живое описание эпидемии и смерти этого ребёнка. Она не говорит только по поводу оплаты проделанной ею работы.

Занятость по борьбе с чумой не прервала её школьных занятий, хотя напряжение труда временами становилось невыносимым от угнетающего воздействия жаркого климата. «Настолько жарко, и мы так устремлялись поверх чумы, что я ощущала усталость вне тела, сердца и духа, и почти не знаю, как написать, но я не могу лечь спать из-за большого стыда перед детьми, которых объединила школа».

В течение этого времени она писала своей английской подруге, г-же Коулстон, которая хотела подключиться к её деятельности в Индии:

«Работе нет конца. Только жить здесь значит работать над собой. Я хотела помогать в школе больше, чем могу сказать тебе, но по-прежнему в основном занимаюсь тем, что поможет расширить деятельность. Я теперь должна быть компетентной в деле содержания пансионерок, с которыми войду в женскую половину общины и буду жить там постоянно. Девочки подготовлены достаточно, но необходимо знать, как их обеспечивать всем необходимым. Мы вдвоём могли бы сделать в тысячу раз больше, чем одна, с износом и срывами в тысячу раз меньшими, но не хватает денег, и это – целая сложная проблема. Если ты только сможешь приехать, то я буду благословлять тебя, но я не осмелюсь настаивать, потому что в любой день не могу знать заранее, чем смогу заниматься в следующий момент. Писание, посещения, лекции, общественные контакты, классы, обучение, критика и сотня других дел».

Её замечательная деятельность до сих пор хранится в памяти тех, кто трудился с ней или видел её работу, и будет всегда и всех благородно воодушевлять.

(Продолжение следует.)